Он зашивает раны на своём холодном сердце каждый день, пытаясь поймать ледяными пальцами блики света на мокром кафеле, кажущиеся для него последней надеждой. Под глазами изумрудными собраны целые галактики, а его слёзы напоминают падающие звезды, на которые никто так и не загадал желание. Его огненное солнце потухло, все ослепительно яркие перламутровые звезды украдены, а астероиды и метеориты оставили после себя чёрную дыру и космический мусор, которые заполняют теперь всё его пространство, и кто бы мог подумать, что вселенная окажется для нас вовсе не бескрайней.
К нему хочется прикоснуться, как к прохладной воде. Его хочется обнять, так робко, чтобы ненароком не сломать его фарфоровые кости. В полумраке глухой ночи я снова зову его, — холод своими мраморными пальцами водит по моей коже, заставляя сжаться всё в моей ничтожной и до жути прокуренный грудной клетке. Меня хватает ровно на 5 минут, дальше затяг, а потом ещё и ещё. Сигареты мешаю с дурью, — пахнет ночью. Не помню, какая по счету, а впрочем, почти ничего не помню, кроме него. Его лицо даже сейчас смотрит на меня из темноты. Смешно, правда?
Истерический смех заполнит эту комнату с в пять утра, застывших на часах позавчерашним днем.
К нему хочется прикоснуться, как к прохладной воде. Его хочется обнять, так робко, чтобы ненароком не сломать его фарфоровые кости. В полумраке глухой ночи я снова зову его, — холод своими мраморными пальцами водит по моей коже, заставляя сжаться всё в моей ничтожной и до жути прокуренный грудной клетке. Меня хватает ровно на 5 минут, дальше затяг, а потом ещё и ещё. Сигареты мешаю с дурью, — пахнет ночью. Не помню, какая по счету, а впрочем, почти ничего не помню, кроме него. Его лицо даже сейчас смотрит на меня из темноты. Смешно, правда?
Истерический смех заполнит эту комнату с в пять утра, застывших на часах позавчерашним днем.